Диляра КАЙДАРОВА: «Я не держусь за это кресло…»
Публикация «Онкология – первая ласточка ?» (см. «Время» от 18.6.2024 г.) вызвала бурную реакцию в медицинском сообществе. На мой whatsapp посыпались отзывы от людей, которые имеют отношение к нашей медицине. Один из них пришел из КазНИИ онкологи и радиологии, мне предложили встретиться и поговорить с главным внештатным онкологом Минздрава Дилярой КАЙДАРОВОЙ.
Мы, конечно, не могли не воспользоваться случаем, чтобы узнать её версию происходящего. Итак, что творится в онкологии? И согласны ли врачи с решением Минздрава сократить финансирование этой сферы сразу на 20 процентов?
— Тарифы повысили не в один момент. Прежде, чем это случилось, прошел не один год. Вспомните, сколько было вопросов: почему в Казахстане нет новых клинических протоколов? почему люди уезжают лечиться за границу? почему не закупают современные препараты?.. Потому что на это не хватало денег — тарифы на онкологию были очень низкими, и все об этом знали, — начинает наш разговор с экскурса в историю Диляра Радиковна. — Совещания с участием членов правительства и главы государства проходили не раз на протяжении этих лет.
8 октября 2019 года Минздраву дали поручение решить проблему с поставками препаратов для онкобольных и «выработать подход по формированию тарифов по лечению пациентов по всей стране». Вскоре, в 2020 году, в мире началась пандемия коронавируса. Усилия и средства государства направили на борьбу с ковидом. Мы все это время разрабатывали современные клинические протоколы, в них вошли препараты нового поколения и передовые технологии для лечения онкологических пациентов. Естественно, оно становилось дороже. Новые протоколы утвердили в министерстве. В итоге в ноябре 2022 года повысили тарифы в онкологии где-то на 20, где-то на 30 процентов.
Я это рассказываю, чтобы все понимали, что решение увеличить финансирование принимал сам Минздрав, а не онкологи.
— Минздрав утверждает, что общая сумма прибыли, которую онкологические центры получили в 2023 году, составила почти 32 млрд тенге. Это стало известно по итогам проверки шести онкологических центров. Какие именно онкоцентры проверяли?
— В мае Минздрав проводил мониторинг качества оказания онкологической помощи. Он проходил в онкологических центрах в Мангистауской и Акмолинской областях, в Шымкенте, Алматы, в Национальном научном онкологическом центре в Астане и в нашем институте.
Проверяли истории болезни и жалобы, соответствие протоколам лечения, разговаривали с пациентами. Речь шла только о клинической работе, финансовая проверка не проводилась.
15 мая в Минздраве состоялась коллегия, на которой разбирали вопросы, связанные с онкологией, повторю, именно с клинической частью. Про финансы, опять же, никто не говорил. Уже после этого Министерство здравоохранения запросило у всех онкологических центров по стране данные о состоянии счетов. Они предоставили бухгалтерские отчеты за прошедший год. Отсюда и взялась цифра 32 млрд тенге.
— Что это за деньги?
— Это деньги, которые лежали на счетах всех онкологических центров Казахстана по состоянию на 1 января 2024 года. Нам сейчас говорят, что это прибыль. Но это не так! С июля по декабрь 2023 года фонд медицинского страхования не оплачивал онкологическим центрам акты выполненных работ. Мы оказывали услуги, но деньги из фонда за это не получали!
Скопившиеся за шесть месяцев суммы фонд переводит онкоцентрам в конце года, в период примерно с 20 по 28 декабря. Все деньги переходящим остатком «садятся» на счета клиник уже к новому, 2024 году. Это в общей сложности около 32 млрд тенге. Их и увидел Минздрав. Никто ничего не воровал. Это не прибыль. Это баланс, который пошел на закуп лекарственных препаратов, на расходные материалы, на то, чтобы рассчитаться со всеми, кому онкоцентры были должны, закрыть «кредиторки». Мы же не могли за неделю оплатить все долги, которые накопились за полгода, и израсходовать миллиарды тенге! Это бы как раз и было подозрительно.
Есть пояснительные записки от всех онкоцентров, в которых они объясняют, почему такие большие суммы скопились на счетах. Мы это Минздраву объясняли. И хотим понять: почему он считает, что это прибыль?
— В Минздраве вам не ответили на этот вопрос?
— Пока нет. Ещё говорят, что в онкоцентрах выявили финансовые нарушения на 18 млрд тенге. Покажите, что это за финансовые нарушения?!
— КазНИОР, которым вы руководите, предъявили финансовые нарушения?
— Нет, никаких.
— В вашем центре выписывали многомиллионные премии сотрудникам по итогам года?
— Нет, премии по итогам года мы не выписывали. На День медика премию по 200 тысяч тенге получил медперсонал нашего центра, все – от санитарки до врача. Мы как администрация ничего не получили.
— Теперь главный вопрос: как сокращение тарифов отразится на пациентах? Минздрав уверяет, что пациенты не пострадают. Вы в комментариях моим коллегам говорили то же самое. Объясните, как такое возможно, учитывая, что у онкологической службы хотят забрать пятую часть бюджета.
— Я сделаю все, чтобы пациенты не пострадали, но это же не моя задача заниматься финансами. Попросила Минздрав подойти к каждому тарифу персонифицировано. Мне сказали, что будет создана рабочая группа, которая проанализирует все тарифы — какие можно снизить, а где делать этого нельзя.
Скажем, если для лечения пациенту нужен препарат, который стоит 3,2 млн тенге, мы не можем сократить тариф на его покупку, потому что производитель нам его не продаст. Эти моменты нужно учитывать.
— Давайте ещё раз. В 2023 году на онкологическую службу выделили около 104 млрд тенге, в 2024 году – 130 млрд тенге. Минздрав намерен сократить эти траты на 20 процентов. Это порядка 25-26 млрд тенге, близко к той сумме, которую выявили на счетах онкоцентров. Я не понимаю, как при таком раскладе можно говорить, что пациенты не пострадают? Либо всё-таки пострадают, либо действительно денег стало больше, но качественно в онкослужбе ничего не изменилось...
— Мы предлагаем некоторые препараты для химиотерапии, которые сейчас закупают через стационары, перевести в список амбулаторного лекарственного обеспечения (их закупают централизованно через «СК-Фармацию». — О.А.) – это сэкономит часть средств, заложенных в тарифы. Можно не делать ремонт в онкоцентрах, не тратить на обучение врачей…
— Хорошо, но это же не 20-25 млрд тенге. На чем ещё можно сэкономить без ущерба пациентам?
— Этот вопрос не к нам.
— Как не к вам? Вы же тоже говорили, что пациенты не пострадают?
— Создадим рабочую группу, к каждому тарифу подойдем персонифицировано. Мы свои предложения уже отправили. Ждём ответа Минздрава, пока заседаний рабочей группы не было. Нужно к этому вопросу подходить взвешенно. Не потерять то, чего удалось достичь.
В Казахстане происходят изменения, и люди это видят. Мы внедряем технологии, закупаем оборудование. Стали доступны услуги, за которыми раньше приходилось ехать за границу.
Кроме этого, количество пациентов с каждым годом растёт. Тех, кто с такими диагнозами живёт свыше пяти лет, тоже становится больше. Это тоже автоматически увеличивает траты.
Да, проблем много. Есть вопросы к доступу консультативно-диагностических услуг для пациентов, которым ещё не поставили диагноз. Им приходится долго ждать, теряется время. Это недоработки менеджмента в поликлиниках.
На местах в онкоцентрах есть хорошие врачи, а есть нерадивые, которые подводят нас всех. Если есть вопросы к тому, как они ведут финансово-хозяйственную деятельность, пусть их наказывают – мы сами говорим об этом. Но все равно изменения в онкослужбе есть, хотя с момента, когда увеличилось финансирование, прошло чуть больше года.
— С чем связана шумиха вокруг тарифов? Происходит передел бюджета внутри системы здравоохранения?
— Это ваши предположения, я не могу их комментировать. Официально — идёт оптимизация бюджета здравоохранения.
— И вы не предполагали, что она коснется именно онкологии?
— В Казахстане наблюдается рост материнской и младенческой смертности, смертности от сердечно-сосудистых заболеваний, а от онкологии, по статистике, умирать стали меньше. В нашей службе прогресс. Логика должна быть во всем. Важно сохранить достигнутое. И мы возмущаемся, потому что ни один пациент не должен пострадать и не пострадает.
— Вы рассчитываете, что Минздрав отменит решение о сокращении тарифов?
— Мы рассчитываем на конструктивный диалог с Минздравом и будем обосновывать каждый тариф. У меня другого выхода нет, за мной 218 тысяч пациентов и все врачи. Мы, онкологи, держим оборону.
— Среди ваших коллег есть люди, которые считают, что вы тормозите развитие онкослужбы и что будет лучше, если вас снимут с поста главного онколога страны.
— Сколько людей, столько и мнений, я не держусь за это кресло. Я 30 лет в онкологии, знаю все, что происходит в этой сфере. Всегда занимала и занимаю принципиальные позиции. Конечно, это многим не нравится. Да и всегда есть люди, которым хочется сесть на моё место. Любое решение, которое примут по моей работе, я, конечно, должна буду принять. Без работы точно не останусь.
Оксана АКУЛОВА, фото Владимира ЗАИКИНА, Алматы
